Л. В. Черепнин

ТЕМА ГОСУДАРСТВА В РУССКОЙ ПУБЛИЦИСТИКЕ НАЧАЛА XVII В.

 

Гражданская война и польско-шведская интервенция начала XVII в. Имели  для  России серьезные политические последствия. Была поколеблена сложившаяся в XVI в. форма Русского госу­дарства — сословно-представительная монархия. В условиях кри­зиса самодержавия и подрыва привычных устоев политического строя терял реальное значение Земский собор как орган при пра­вительстве. В то же время массовые антифеодальные движения и народно-освободительная борьба повышали роль вечевого, «мирского» начала в общественной жизни.

В дальнейшем борьба за национальное и государственное воз­рождение инспирировалась не теми, кто возглавлял государство, а широкими массами населения: по инициативе и силами посад­ских «миров» и местных служилых людей создавались ополчения, выступавшие за освобождение страны от интервентов. Эти опол­чения возродили и земские соборы, только они приобрели уже несколько иной облик. Из органа, созываемого правительством, земский собор, хотя и временно, стал органом, возглавлявшим правительство.

Конечно, было бы неверно говорить о народном характере соборов того времени. В их деятельности отражались интересы главным образом средних слоев дворянства и посада. Однако их общественное значение усилилось. В их организации известную роль стало играть выборное начало; в их составе повысился удель­ный вес «третьего сословия». И если конечным итогом массового национально-освободительного движения было восстановление пошатнувшихся позиций феодально-крепостнического строя и са­модержавия, то и после ликвидации Смуты земские соборы еще долгое время играли активную роль в общественно-политической жизни, а правительство должно было с ними считаться, прислу­шиваться к их голосу.

Вопрос о сословно-представительной монархии поднимается в публицистике начала XVII в. О земском соборе 1613 г. как органе сословного представительства говорит Авраамий Палицын, так определяя его состав: «освященный собор», «царский синьклит» (т, е. боярская дума), «все воипьство» и «всенародное множество всех чинов» (т. е. представители сословий). Имея в виду более узкое совещание высшего духовенства и боярской думы, Авраамий Палицын применяет другую формулу: «освященный собор», «бояре и воеводы» и «весь царский синьклит». Кроме того, автор употребляет еще один термин: «все православные христиане»1, т. е. весь народ, волю которого якобы и выражает земский собор. Таким образом, Палицын, вынужденный счи­таться с тем, что во время Смуты народные массы проявили себя как активная общественно-политическая сила, и в то же время напуганный этим, пытается представить дело так, что будто бы голос «чинов», присутствующих на соборе, и есть голос «всенарод­ного множества».

1 Сказание Авраамия Палицына. М.—Л., 1955, с. 232 (далее: Сказание; страницы указываются в тексте).

После событий Смуты, отмеченной кризисом самодержавия, падением «законной» царской династии и появлением на престоле «лжецарей», Авраамий Палицын пытается примирить принципы наследственной и избирательной монархии, начала божественного предопределения и народного волеизволения при избрании пре­тендентов на царство. Если вотчинный принцип престолонаследия к идея о том, что законным царем является лишь помазанник бо­жий, заимствованы автором из политического наследия прошлого, то мысль о роли народных масс в возведении на трон правителей и низвержении их навеяна текущей действительностью. В пред­ставлении Палицына, народ лишь тогда единодушен в выборе царя, когда этот выбор соответствует божественной воле, а божий перст отмечает будущего монарха, наследника родительского престола, еще до его появления на свет. Царь Михаил Романов в изображении - Палицына — это государь, «богом дарован­ный..., прежде рождениа его от бога избранный и из чрева матерня помазанный» (Сказание, с. 238), и избрание его на престол народом подтвердило предначертание божества. Василий Шуй­ский, напротив, воцарился лишь «по хотению сердец» (Сказание, с. 120) и поэтому не получил всенародного признания: «и устройся Росиа вся в двоемыслие: ови убо любяще его, ови же ненавидяще». Возведение на царство человека, не уготованного для этого богом, является, по Палицыну, не актом законного избрания правителя, а «игрой царем» (Сказание, с. 116, 119).

Авраамий Палицын ставит вопрос о монархии ограниченной и неограниченной. Автор осуждает Бориса Годунова за то, что он превратил самодержавие в самовластие: «. . . отъят бо... от всех власть, и никто же отнюдъ не токмо еже вопреки глаголати ему не смеюще, но ни помыслити нань зла» (Сказание, с. 103). В первой редакции произведения Палицына в качество главной причины Смуты выступает «всего мира безумное молча­ние, еже о истинне к царю не смеюще глаголати» (Сказание, с. 253); следовательно, осуждается царский произвол и высказы­вается мысль, что слепое повиновение монарху лиц, призванных к управлению государством, может быть гибельно для страны. По более, чем самовластие царя, автора страшит самовластие народа, защитой от которого является, по его мнению, союз государя, «царского синклита» и «всего воинства» —- союз, опи­рающийся на «всенародное множество всех чинов» (т. е. земский собор).

Взгляды, близкие к воззрениям Авраамия Палицына, выска­зывает дьяк Иван Тимофеев. Он — сторонник наследственной монархии, он видит в переходе престола в пределах одной фами­лии порядок, установленный богом. Так, Грозный, говорит Тимофеев, был «помазан к царству», имея на то право как закон­ный наследник предшествующих великих князей Русского государства («корень по коленству и муж прародителей своих прозябения готов»)2. После смерти сына Грозного, царя Федора Иоанновича, который «бесчадно и ненаследованно отеческо по себе царство оставлъ» (Временник, с. 27), прекратился восходя­щий своими корнями к давним временам род российских само­держцев: «прерван купно род по смерти российских деспод весь благородия корень» (Временник, с. 152). На престоле появились незаконные правители: «лжецари», «рабоцари», «самовенечники», «мирообладатели» (Временник, с. 32, 56, 69, 101). Тимофеев осуждает лиц, незаконно овладевших троном, будь то бояре, — «самохотно восхищением наскочивше безстудне от болярска чина на царство» (Временник, с. 91), или же простые люди — «от страднические четы, безъименные, мельчайшие и самозванные» (Вре­менник, с. 32).

2 Временник Ивана Тимофеева. Подгот. к печати, пер. и коммент. О. А. Дер­жавиной. М,—Л., 1951, с. 11 (далее: Временник; страницы указываются в тексте).

Называя полноправными правителей, получивших власть по наследству и, следовательно, признанных богом, — «самодержав­ных истиннейших и природных царей наших» (Временник, с. 104), автор обличает царей «не сущих», беззаконных, подобных Лжедмитрию, который «на самый Богом помазанных верх безстудне... наскочил» (Временник, с. 95).

Среди царей «не природных» (т. е. не наследственных монар­хов) автор различает избранных земским собором и «самоизбран­ных», т. е. захвативших власть самовольно. Так, Бориса Годунова, считает Тимофеев, допустили к «помазанию» «вси людие земля» (Временник, с. 80). Автор и подробнее раскрывает состав зем­ского собора, избравшего Бориса на царство; это — высшее ду­ховенство, бояре («святоименнии и мирстии столпи велицыи»), представители различных других общественных «чинов» («вси чинове царскаго велми всего устроения»). Решение собора, по мнению Тимофеева, поддержал простой народ — «чадь малая» (Временник, с. 53). Что касается Василия Шуйского, то он во­царился без санкции земского собора: «внезапно и самодвижно воздвигся кроме воли всеа земля и сам царь поставися» (Времен­ник, с. ИЗ, 153).

Но избрание монарха народом только тогда крепко, когда оно отвечает воле божьей. Шуйский захватил престол «без божия... его избрания» и «без общаго всеа Русии градов людцкаго совета», «без воля всех градов» (Временник, с. 100, 102). Борис был избран на царство «людьми всей земли», но акт людского при­знания не сопровождался божественной санкцией, поэтому Году­нов на престоле оказался не самодержцем, т. е. законным прави­телем, требующим себе повиновения, а «самовластцем», т. е. мо­нархом, который сам творит беззакония (Временник, с. 67). Только в акте избрания Михаила Романова как достойного по­томка древнего «кореня», т. е. старинной династии, доказывает Тимофеев, воля народа явилась выражением воли божьей. По­этому бог вручил Михаилу как «вседержавну» правителю «Велеросийское царствие» (Временник, с. 165). Так автор пытается дать религиозное обоснование принципам сословно-представительной монархии.

Автор, как и Палицын, поднимает вопрос о вреде «безсловесного молчания» (Временник, с. 92). Но призыв не молчать перед правителями не означал отрицания необходимости повиноваться им. Только повиноваться следует законным самодержцам, которые сами держатся «повелений, данных богом» (Временник, с. 109). В этом отношении очень интересны высказывания Тимофеева, навеянные событиями народно-освободительной борьбы начала XVII в., о важности различных форм общественных организаций, возникавших в процессе сопротивления самозванцам, иноземным правителям, допускавшим нарушения порядков, признанных зако­ном и освященных церковью («неугодно некая богови и чело­веком»). Автор имеет в виду городские советы, их объединения между собой, наконец, совет «всей земли»: «малое совокупле­ние», «многолюдное собрание», наконец, «вселюдский собор» (Временник, с. 161—162).

Вопросы, касающиеся характера монархии, роли земского собора в государственной жизни и т. д. поднимаются и в других произведениях общественной мысли (в Новом летописце и пр.).

 

Источник: Культурное наследие Древней Руси (Истоки. Становление. Традиции). М., «Наука», 1976.сс.175-178

Библиотека Егора Холмогорова