РУС:Наука и вера
Веру к делу применяй, а дело к вере.
Вера и наука - два полюса, на которых зиждется и наше миропонимание, и наши практические действия. Начнём с наших определений используемых здесь понятий: Наука (процесс) - получение знания.
33. Понятие «знание» представляется настолько самоочевидным, что возникает даже соблазн принять его за первичное. Но при внимательном рассмотрении в нём обнаруживается кое-что загадочное. Прежде всего, обратим внимание, что знание бывает двух видов. Первое (назовём его знанием существования) отвечает на вопросы «что?», «где?», «когда?». Второе (знание изменения) отвечает на вопросы «как?», «почему?», «зачем?». Широко известна метафора «знание - сила». Думающие люди даже журналы издают с таким названием. Но метафора - это частный вид РУС:Понятия:понятий. И знание действительно является силой в смысле способности производить изменения. Поэтому нелишне вспомнить, что до появления такой науки как механика у людей существовало только обобщённое понятие силы, в котором скрывались столь различные понятия как собственно сила, мощность, энергия. В последнем понятии с развитием науки были вскрыты понятия потенциальной и кинетической энергии. Не отвлекаясь дальше в сторону выяснения физической сущности знания как силы, отметим, что различие между знанием существования и знанием изменения сродни различию между потенциальной и кинетической энергией.
Примем следующие понятия:
Знание (существования) - вероятность существования данного объекта в определённом пространственно-временном интервале.
Знание (изменения) - вероятность конкретной причинно-следственной связи.
Вера - признание вероятности чего-либо равной единице или нулю.
Сегодня большинство людей верит науке. Заметили ловушку: «люди верят науке»? Так кто же главнее: вера или наука?
Наши практические действия будут иметь положительный результат, если мы действительно движемся по пути к истине. Методам поиска этого пути наукам об обществе нелишне поучиться у естественных наук. Ведь их продвижение в нужном направлении весомо подтверждено имеющимися техническими достижениями. Кое-что от естественных наук мы уже использовали и будем заимствовать ещё больше. Но не будем закрывать глаза на то, что плоды научного познания отравлены ядом самомнения. Поэтому при их неосторожном потреблении у многих учёных появляются галлюцинации в виде абсолютизации науки, мифотворчества о науке.
Наиболее распространённый из таких научных мифов (по терминологии Фрэнсиса Бэкона - «призраков», а более точно - научных суеверий) твердит, что наука ничего не принимает на веру, в ней всё доказано. Но вот мы начнём доказывать истинность какого-либо утверждения, строго следуя законам логики и используя самые однозначные понятия. При этом мы будем вынуждены ссылаться на другие положения, истинность которых тоже подлежит подтверждению. Снова возникнет потребность доказывать правильность третьих положений и т.д. Так создаётся цепочка доказательств, которая в итоге упрётся в утверждение, доказать истинность которого невозможно иначе, как приняв на веру какое-либо из предыдущих положений за истинное. Такие утверждения, принимаемые на веру, называются аксиомами. Наука стремится к уменьшению числа аксиом и принимает в качестве таковых только те положения, которые безусловно подтверждаются жизнью и при этом ни разу не встретилось доказанных их опровержений (такие аксиомы мы будем называть аксиомами в смысле Евклида, в отличие от введённых позже аксиом в смысле Лобачевского, которые более точно было бы называть аксиомами-допущениями, а ещё точнее - произвольными допущениями. В этой работе мы везде пользуемся понятием аксиом в смысле Евклида, вынужденные отступления всегда будут оговорены).
Наше понятие аксиомы: Аксиома (Евклидова) - суждение, не имеющее доказанных опровержений.
34. В окружающем нас мире нет чётких границ. И, как одно из следствий, возможны аксиомы, промежуточные между аксиомами Евклида и Лобачевского. Они основываются на положениях, для которых нет опровержений, но всё же явно существуют многочисленные случаи, для которых неизвестно, подтверждают они принятое за истину положение или опровергают. К таким аксиомам относится самая важная из них - аксиома причинности:
Нет беспричинных явлений.
В действительности существует великое множество событий, причин которых мы не знаем. В данной аксиоме мы делаем произвольное допущение: если причины события нам неизвестны, то это не значит, что они не существуют, а просто мы их пока не выявили.
Положительный смысл аксиомы в том, что человечеству до сих пор ещё не встретилось ни одно явление, беспричинность которого была бы доказана.
Вера присутствует в науке не только в аксиомах. При определении понятий мы должны пользоваться другими понятиями. Разорвать возникающий и здесь очередной заколдованный круг мы можем, только приняв некоторые понятия за первичные, то есть, по аналогии с аксиоматическим подходом, считать эти понятия достаточно самоочевидными для всех (см. прим.21) и, следовательно, верить, что у всех собеседников они обозначают одно и то же.
Следовательно, в фундамент научного знания положена вера, выраженная в системе аксиом (в смысле Евклида!) и в системе первичных понятий.
35. Многим этот вывод не понравится, но куда от него денешься: наука тоже разновидность веры. В отличие от большинства религий, она стремится свести к минимуму принимаемое на веру, а для остального требует проверяемости. Но проверять оказывается возможным только «очевидным» - то есть, принятым на веру - иного у нас нет. Независимо от того, проверяем мы делом, опытом или только наблюдением.
Мошенники или ошибающиеся, которые утверждают, что их рассуждения основаны на науке, а не на вере, умалчивают о принимаемой ими системе аксиом. А между тем и они свои доказательства тоже сводят к «очевидным истинам». У каждого из них набор «очевидных истин» - свой. При таком подходе можно доказать «истинность» чего угодно, а придти к согласию при отсутствии общепринятой системы аксиом можно только случайно. Система аксиом в наших общественных науках практически отсутствует.
36. По данным В.О. Ключевского, Екатерина Вторая в письме к Вольтеру писала: «Я должна отдать справедливость своему народу - это превосходная почва, на которой хорошее семя быстро возрастает; но нам также нужны аксиомы, неоспоримо признанные за истинные». В оценке Русского народа Екатерина не ошиблась, но вот семя, видать, оказалось недостаточно хорошим - ни один росток не пророс. В том числе и аксиомы.
37. Л.Р.Хаббард в своей книге «Дианетика» приводит «Фундаментальные аксиомы дианетики». Однако у него данная часть сделана так путано и непоследовательно, что сейчас это можно воспринимать как пародию на аксиоматический подход. Но поскольку это одна из первых попыток, то следует высоко и с благодарностью оценить приоритет автора в постановке проблемы. К сожалению, недостатки системы Хаббарда усилены в русских изданиях бездумным переводом, где не только нет смыслового перевода понятий, а лишь даны английские термины русскими буквами. И получается язык попугая, в котором можно щеголять вроде бы учёными словами, но понятия, стоящие за ними, в русском языке не раскрыты (для таких грамотеев-переводчиков можно несколько переиначить приводимую В.Далем пословицу: «Из русского ума выжили, чужого не нажили»). Конечно, смысловой перевод понятий в довольно бессистемной концепции значительно труднее, чем их выработка заново на основе родного языке и строгой системы. Именно последним мы здесь и занимаемся, а если кто будет указывать на приоритет Хаббарда, то я охотно его признаю.
На дороге к истине нет частных тропинок. Потому что если мы будем тратить время, чтобы везде и всюду застолбить свой приоритет, то мы будем не людьми, идущими по дороге к истине, а собаками, подбегающими к каждому столбу. И, да простят меня учёные педанты, по той же причине я не очень принюхиваюсь к чужим приоритетам.
38. Теоретики утверждают, что идеи носятся в воздухе. А на практике они булыжниками устилают дорогу от предков к потомкам. И ни пройти по ней, ни проехать. Только покалечиться. Но теми же булыжниками можно вымостить дорогу. Именно этот метод я и стараюсь применять в данной работе, но для сбережения времени не интересуюсь, чьи имена оставлены на каждом булыжнике. Даже если на некоторых из этих булыжников нет имени, мне жаль времени для рисования на них своего. Была бы дорога...
39. Были неоднократные попытки применения аксиоматического метода в философии (Б. Спиноза, Нидерланды, 17 век), в социологии (Дж. Вико, Италия, 18 век), в экономике (К. И. Родбертус-Ягецов, Германия, 19 век) и др. Но последующие «учёные», что отвергая, что принимая от этих исследователей, обошли молчанием аксиоматический метод. Не будем утверждать, что аксиоматический подход более достоверный, чем другие методы, но он наиболее честный из нам известных. В том смысле, что исследователь, применивший аксиоматический метод, полностью доступен для критики, и его наработки можно очищать от неверного. В отличие от пренебрежения аксиомами, которое создаёт бесконечные возможности для увёрток от критики и отстаивания своей правоты вместо поиска пути к истине. Поэтому я считаю, что причины пренебрежения аксиоматическим методом не методологические, а политические. Переиначивая известный афоризм, можно сказать, что новое в аксиоматическом подходе - это отвергнутое старое. Отвергнутое потому, что оно невыгодно сегодняшним учёным шарлатанам от общественных наук.
40. Именно аксиоматический метод единственно приемлем для артели. (Религиозные артели не являются исключением - ведь их аксиомой является священное писание, например, для христиан - Библия. Может показаться странным, что при таком объёме своей аксиомы верующие не встречают в ней противоречия с действительностью. Но таковы особенности религиозного сознания - видимые противоречия они списывают не на аксиому, а на несовершенство наших способов познания действительности. Между тем даже такой подход полностью не спасает - то же христианство всё время делится на различные толки, постоянно возникают разные ереси и т.д. Но религиозные артели опираются не только на свою главную аксиому, но и на многие житейские, что обеспечивает возможность их существования.)
Таким образом, общественные науки до сих пор являлись, в лучшем случае, сборниками взглядов, прецедентов, а не науками. Ведь, по определению, назначение аксиоматического метода состоит в ограничении произвола при принятии суждений в качестве истины данной теории. Но именно произвол при принятии суждений в качестве истины мы наблюдаем и в средствах массовой информации, и в законотворчестве высших органов страны, и в «трудах» «учёных»-обществоведов. Неудивительно, что сплошь и рядом религия оказывалась более полезной для общественной практики, чем такие «науки». Потому что какая-никакая главная аксиома у религий есть, а к ней более-менее прикладываются и житейские аксиомы («догмы»).
41. Показательно, что там, где наука не блуждала «левыми» и «правыми» путями, а честно искала прямую дорогу к истине, никакая религия не оспаривает достигнутых ею результатов. Примером такой науки является математика. Я не встречал ни одного проповедника, который обвинял бы таблицу умножения или интегральное исчисление в материализме или в безбожии. Очередной практический вывод: Выработка системы аксиом является необходимым условием перехода от бесполезных разговоров и ссор к продуктивному, научно обоснованному решению проблем жизни общества. Создание оптимальной системы потребует значительного труда и времени многих честных учёных. На этом пути сейчас мы сделаем первый практический шаг, приняв в качестве главной аксиомы следующую: Цель общества - увеличение своей жизнеспособности.
42. Заметим, что в нынешних общественных науках существует предвзятая установка на второстепенность выработки и провозглашения цели - ведь первый вопрос об авторе всегда один: «А какая его философская (политическая, классовая и т.д.) позиция?». Ошибочность такого подхода, безусловно, понимал В.И. Ленин, который учил прежде всего находить ответ на вопрос: «Кому это выгодно?». Другими словами этот вопрос можно выразить так: «Для достижения чьих целей это направлено?». Ясно, что на самом деле второстепенным является вопрос о позиции: ведь сегодняшняя позиция - дело историческое, а завтрашняя зависит от движения к выбранной цели. Только в том случае, если целью является сохранение статус-кво, движение к цели не будет изменять позиции. Вот вам и вся теория застоя.
43. Существуют вроде бы близкие (по формулировке цели) подходы, но на поверку они уже с первых шагов оказываются болотом, в котором двигаться невозможно - авторы не потрудились создать хотя бы островки из жёстких понятий. (Приведённые ниже выдержки даны именно как образцы претендующего на научность болота. И поэтому не вини себя, читатель, если у тебя не получится слепить из них хотя бы что-нибудь.) Например, в работе «О государственности» (Книга 1, Творческая группа «Система», М.,1994) дана следующая формулировка: «Целью функционирования социальной системы является выживание людей, т.е. обеспечение их жизненных потребностей, без удовлетворения которых они не могут нормально существовать. Все остальные провозглашённые цели существования социальной системы, включая государство, общество, их подсистемы, структуры, вторичны относительно этой главной цели. Оговоримся, что здесь и далее мы будем иметь ввиду государственную социальную систему...» и далее «...структура потребностей личности является тем исходным звеном, с которого начинается формирование любой социальной системы...»
Насчёт не очень удачного, на наш взгляд, термина «выживание» замечания сделаны раньше (см. примеч. 32). Для ключевого термина «социальная система» в работе дано расширенное описание на нескольких страницах (что авторы рассматривают как своё достижение, выразившееся в уходе от зауженного раскрытия термина). В итоге «социальная система» размыта настолько, что она не может служить хоть в какой-то степени однозначным понятием для продуктивного обсуждения (см. также примеч. 12-б).
Отношения же «социальной системы» с обществом вообще запутаны: «Морфологическая сторона социальной системы (в пределах государства) включает в себя: - население (объединившееся в общество); задача удовлетворения его потребностей является целью данной социальной системы, решается же она конкретной деятельностью самого населения; ...». Неужели не ясно, что общество-население в состоянии само поставить задачу удовлетворения своих жизненных потребностей? А что тогда делает «социальная система», если и решение поставленной задачи возложено на население? И совсем уж интересной становится «социальная система», в которой общество отнесено ко вторичным целям, если вспомнить, что корень «социал-» родом из латинского «societas» и буквально означает «общество». В общем, возникает столь частый вопрос: самостоятельно запутались, их запутали или сами они плутуют? Искать сейчас ответ на этот вопрос нам недосуг. А главное ясно - идти в такое болото нам не по пути.
44. Еще более удручающее впечатление производит следующая формулировка цели: «Цель этического государства - создание общества с условиями существования, приспособленными для решения любых социальных противоречий, дающими возможность человеку реализоваться и эволюционировать, т.е. способствующими достижению Общего Блага» (В.А. Шемшук, Этическое государство, М., Всемирный фонд планеты Земля, 2001, с.36). Т.е., цель - «Общее Благо», но вот определение этого общего блага и не дано.
А исподволь уже подсказывается, что при нем будут и овцы целы, и волки сыты, ведь любые социальные противоречия между ними решены.
Немало в указанной книге критики в адрес перестройщиков-реформаторов. Поюлили-поюлили, и вот выныривает: «Для прихода в наше общество универсального способа производства, России необходимо пройти через капитализм... Российский народ должен освоить эту форму капиталистических отношений - свободу предпринимательства и торговли, но без эксплуатации» (с.51). Так что четко вырисовывается истинная цель, тождественная с целью «реформаторов». Лучшего гробовщика для морали и этики, чем капитализм, придумать пока никому не удалось. Ведь в конкуренции побеждает не сильнейший, а подлейший (см. статью «Мегатонный фугас» в «Контратаке»). Такое вот «этическое государство». И, наконец, на стр. 79: «Надо не забывать, что минимальность налогов или их отсутствие всегда привлекало иностранных инвесторов. Сегодня об этом так много говорится и что только не предлагается, кроме самого простого - дать им возможность заработать.» Вот здесь Шемшук молодец, сказал прямо и откровенно: цель - дать возможность заработать иностранным инвесторам. Об этой книге см. также «Особенности демократической рыбалки» в «Контратаке».
Очень много вредит науке второй миф (по-русски - суеверие), утверждающий, что «наука дает точное знание». Между тем в этом мире все процессы вероятностны, а все измерения приближённы.
45. Абсолютная точность как вымысел существует только в головах ученых. Ведь на самом деле нет копии с эталона метра, которая совпадала бы абсолютно точно с ним. Что же говорить о последующих измерениях с ее помощью? Так же обстоит дело и с другими эталонами. Невозможны научные предсказания с абсолютной точностью. Если какое-то явление повторялось сотни, тысячи, миллионы лет, это дает нам основания с высокой вероятностью утверждать, что оно будет повторяться и в будущем. Но именно с очень высокой вероятностью, но никак не с абсолютной гарантией. В природе не существует идеального прямолинейного отрезка. Даже световой луч - всего лишь очень хорошее приближение к нему. Уже этот небольшой перечень показывает, что название «точные науки» с самого начала вводит нас в заблуждение.
46. Любопытно, что «ученые» не хуже политиков и адвокатов исхитряются в словоблудии, чтобы поддерживать марку «точной науки». Например: «Предвидение может осуществляться по так называемым детерминистической и вероятностной схемам. В первом случае каждое явление предсказывается с высокой степенью точности...». Но позвольте: «высокая степень точности» - это все-таки не абсолютная точность, а высокая вероятность. Зачем же тогда из «детерминистической» и «вероятностной» схем делать две разные сущности? Честные ученые в таких случаях говорят «не знаю», хотя часто в дипломатически завуалированной форме, чтобы не слишком дразнить самоуверенных научных собак. Так, В.В. Налимов пишет: «...мы не будем ничего говорить о критериях, проводящих грань между детерминированными и случайными явлениями - это слишком сложный и до сих пор не решенный вопрос» (В.В. Налимов, «Теория эксперимента», М., Наука, 1971, стр. 27). Третье суеверие в науке предполагает, что если существуют факты, не противоречащие данному утверждению, то, значит, это утверждение истинно.
47. В литературе - и популярной, и строго научной обсуждается разум дельфинов. Приводятся многочисленные рассказы тонувших, которых спасли дельфины, поддерживая на поверхности и подталкивая к берегу. Выталкивание вверх - это обычная помощь дельфинов своим больным сородичам - так они помогают им не задохнуться в воде. Хотя они иногда играют таким образом и с рыбой. Но вот подталкивание тонущего человека к берегу - это уж осмысленное и доброжелательное действие. Я тоже ничуть не сомневался в правильности таких рассуждений, пока вдруг не встретил вопрос профессора Китайгородского: «А что могли рассказать те тонувшие, которых дельфины толкали от берега?».
Так что приводимые рассказы очевидцев, конечно, не противоречат выдвинутым утверждениям о разуме дельфинов и их доброжелательности к людям, но отнюдь не могут служить доказательством.
Четвертое научное суеверие - забвение той истины, что отсутствие наблюдаемых научными авторитетами фактов не является доказательством отсутствия явления.
48. Вместо честного «не знаю» ученые часто твердят «Этого не может быть никогда». Но «никогда» - это ведь пустая вера, а не доказательство. И неудивительно, что болтающиеся между пустой верой и «точной» наукой мыслители попадают впросак. Например, Парижская Академия наук в средние века приняла постановление не рассматривать сообщения о падении метеоритов, так как камни не могут падать с неба, потому что их там нет. Ведь ни один метеорит не упал на голову академика.
(Более того, иногда даже падающих на голову камней оказывается недостаточно. Так, группа исследователей изучала, какие животные и как пользуются орудиями. Хотели они исследовать и павианов. Но каждый раз, когда ученые приближались к скалам, где обитают эти животные, на них начинал сыпаться град камней. Поэтому выяснить, пользуются ли павианы орудиями, им не удалось. Так они и написали в своем отчете! И хотя в данном случае ученые и сказали «не знаем», но сказали его невпопад. Единственным положительным примером в истории науки остается яблоко, упавшее на голову Ньютону).
Не меньший курьез был и с путешественниками, которые привозили в Европу рассказы о виденных ими диковинках. Дескать, видели они такого зверя, раз в десять больше быка, у которого один хвост сзади, а другой спереди, и передним хвостом он подает пищу в рот и пьет воду. То-то хохоту было над такими выдумщиками. Пока воочию не увидели слона.
Если бы до знакомства европейцев с Австралией кто-то стал утверждать, что существуют млекопитающие, откладывающие яйца, то ученые зоологи иначе как идиотом его бы не обозвали. А теперь мы знаем, что утконос существует. А пока не увидели - не может быть! Еще одно научное суеверие связано с гипнотизирующим влиянием ученых регалий.Этот пятое суеверие мы назовем «культом ученых званий». Ярчайший пример - А.Д.Сахаров. Как же, академик, да еще физик-ядерщик - кому же, как не ему лучше всего разбираться в правах человека?
49. Американские психологи проводили опыты с двумя группами студентов, которым сказали, что цель исследований - изучение глазомера, и им требуется «на глазок» определить рост приглашаемых людей. Всех представляемых называли их действительными именами и должностями, за исключением Смита, которого одной группе представили как студента, а другой - как профессора. В обеих группах усредненная оценка роста представляемых хорошо совпадала, за исключением Смита. Там, где он был «студентом», ему дали рост на 5 см ниже, а где «профессором» - на 5 см выше действительного. Если бы психологи провели испытания по оценке умозаключений Смита, то наверняка можно предсказать, где его слова получили бы больше оценок «глупо» и где «умно». Так что психологам понятно, почему для протаскивания глупых мыслей чаще всего используют титулованных академиков и других знаменитостей.
Во многих цивилизациях Востока считается неприличным выставлять напоказ свои хилые мысли, укрепляя их подпорками из высказываний известных мудрецов. Но как же быть, если кто-то нашел для вашей мысли более точные слова или высказал ее раньше? Приписывать ее себе? Или вообще о ней не упоминать? Да нет, зачем же. Просто вместо громкого имени автора и его ослепляющих регалий попробуйте поставить слова: «Кто-то сказал...». Если при такой замене заимствование ничего не потеряет, значит, его можно употреблять, в том числе, и с именем первоначального автора.
50. Авторитет Сахарова как правоведа очень напоминает случай из старого анекдота. Вернувшийся из отпуска сотрудник рассказывает сослуживцам, что он в доме отдыха обыграл чемпиона страны по шахматам и чемпиона по теннису. Сотрудники, зная его возможности, конечно, не верят. Он клянется - сотрудники смеются. «Да ведь я обыграл чемпиона по шахматам в теннис, а чемпиона по теннису - в шахматы». Поверили. А демократы считают, что если Сахаров - «чемпион» по ядерной физике, то, значит, он и «чемпион» по правам человека. Еще Алишер Навои сказал: «И в собеседнике цени не сан, а речь: неважно, кто сказал, важны причины». Как же далеки от Навои наши современники, им подавай «новое мышление»!
51. Как-то Федору Шаляпину пришлось сморозить глупость. «Ну и дурак же ты, братец!» - сказали ему. - «Зато какой голос!» - ответил Шаляпин. Если вдуматься, то умнее Шаляпин не мог ответить. Чтобы так сказать, надо быть Русским человеком, а не Западной особью. Ведь никто из людей не может быть совершенством во всех отношениях. Конечно, идола делают идолопоклонники. Но сам идол - тоже человек или человеческая особь. Возомнить себя совершенством во всех отношениях - значит, обожествить свое «Я», что может сделать только человек, которого невозможно отличить от умалишенного. Наука очень суеверна и в борьбе с «суевериями». Зачастую учуянные народом поверья объявляются суевериями, так как связь между причинами и следствиями не укладывается в сегодняшние научные схемы или трудно прослеживается.
52. В качестве показательного примера Чарльз Дарвин приводит следующее поверье: клевер хорошо родит в тех деревнях, где много старых дев. Казалось бы, типичное «в огороде бузина, а в Киеве дядька». Но... Старые девы от одиночества любят кошек, часто держат нескольких. Кошки уничтожают мышей (во всяком случае, так они вели себя в старой доброй Англии и еще намного раньше. К современным городским интеллигентным кошкам это не относится). А мыши - злейшие враги шмелей, гнезда которых они разоряют. Шмели же - единственные насекомые-опылители для клевера, без них он родить не будет. Так что действительно не стоит с ходу отвергать традиционное знание, даже если оно кажется чистейшим суеверием. Конечно, это далеко не полный перечень ненаучных грехов науки. Любопытно, что эти грехи науки являются общими с таковыми для религий и сводятся к одному непростительному греху: утверждению своей правоты вместо поиска пути к истине.
53. Поучительно, что при внимательном рассмотрении материализм оказывается не наукой, а просто очень искусно замаскированной религией, основанной на вере в «Вещество».
Сколько сил потратило человечество на решение якобы основного вопроса познания мира - материализм или идеализм? Спросите у наших людей - какой процент тех, кого этот вопрос волнует?
Ничтожен. Этот вопрос надуманный, пришедший к нам от досужих бездельников Запада, а к ним - от бездельников античности. Он несовместим с русским миропониманием, в котором главное - уважение к правде. По-русски поставленный вопрос - различие между сущим и выдумкой. А основной раздор между материализмом и идеализмом вызван вопросом: что первично - материя или сознание?
Вопрос сформулирован по всем правилам прочих диалектических софизмов. Или-или, а иного, мол, не дано. А суть то ведь именно в ином, о котором спорящие и не догадываются. Никто толком не знает ни что такое материя, ни что такое сознание, а вот, руководствуясь «здравым смыслом», спорят, что из них первично, а что - вторично. Материя по-латыни - вещество. А вещества никто так же не видел, как и Бога. Доказательством существования вещества служат его проявления, то есть, способность быть причиной воспринимаемых нами явлений. Но ведь и существование Бога доказывают таким же способом! Таким образом, вещество - предмет веры. Вещественный предмет - вроде твердый. Но при проникновении вглубь его структуры «вещество» оказывается совсем непохожим на его «видимое» и «осязаемое» исходное понятие и чем дальше, тем больше. Уже в атоме собственно веществом можно считать только ядро и электроны, а все остальное - пустота. И объем этой пустоты в тысячу миллиардов раз больше объема ядерно-электронного «вещества»! Вот вам и сплошное твердое тело! Бог представляется менее фантастичным, чем вещество. (При всей противоречивости взглядов Анри Бергсона нельзя не отдать должного меткости его замечания по поводу материалистов: «наши понятия сформировались по образцу твердых тел»). Отождествляют вещество с материей. Но вот вещество превращается в энергию - это уже доказанный всеми атомными бомбами факт. И энергия, и информация есть сущее, способное быть причиной наблюдаемых явлений, но они отнюдь не вещество даже в материалистическом понимании. А информация и материей не является. Так что материализм - это обычная разновидность религии с обычными для подавляющего большинства из них претензиями на свою исключительную истинность. Повторим: гораздо продуктивнее деление объектов познания не на материалистические и идеалистические, а на сущие и выдуманные. К последним следует отнести и материализм и всю философию в целом.
И еще штрих. Вот священник со всей своей святостью проклинает материализм. Понять его можно, ведь он, как и материалисты, не имеет понятия, о чем говорит. Скорее всего, он проклинает вещизм, так как материя по-латыни и значит именно вещество. С проклятиями вещизму, конечно, можно согласиться. Но на самом деле он спорит с другой религией.
Так что же: верить или не верить науке? Поставленный в такой взаимоисключающей форме вопрос бессмысленен. Здесь, как говорится, «оба хуже». А выход в том, что для истины нужна не слепая вера и не огульное неверие, а оценка вероятности того, что утверждение является указателем дороги к истине.
Наука устанавливает не достоверность событий или достоверность существования конкретных объектов, как утверждают научные фанаты, а только вероятность. И как бы ни была высока эта вероятность, она никогда не может быть равна достоверности. Главное, чтобы эта вероятность была практически проверяемой с достаточной точностью. Это - непременное условие для тех, кто стремится приблизиться к истине.
54. Если научные доказательства верны только с точностью до того, что принято на веру, то проверять научные доказательства - значит проверять и то, что принято в этих доказательствах на веру. Как? Один из древних мудрецов построил такую научную систему, в которой логично доказал, что движенья нет. Для опровержения этого умопостроения у оппонента не нашлось доказательств. Он просто встал и начал молча прохаживаться. Таким образом, он опроверг не доказательства - опроверг вступающую в противоречие с действительностью систему.