Ганс Цёберляйн

Материал из свободной русской энциклопедии «Традиция»
Перейти к навигации Перейти к поиску
Ганс Цёберляйн

Ганс Цёберляйн (нем. Hans Zöberlein; * 1 сентября 1895, Нюрнберг — † 13 февраля 1964, Мюнхен)[1] — один из наиболее известных нацистских немецких писателей, бригаденфюрер СА.

Биография[править | править код]

Ганс Цёберляйн родился в Нюрнберге в семье сапожника, выучился на каменщика, впоследствии получил диплом архитектора.

Участник первой мировой войны, сержант, отмеченный многими наградами (Железные кресты II и I класса, Баварская Золотая медаль за храбрость — высшая баварская награда для сержантов и солдат), Цёберляйн примкнул к добровольческому корпусу Риттера фон Эппа, участвовал в 1919 году в ликвидации иудейско-большевистской Баварской республики, в 1921 году стал членом НСДАП (партийный билет № 869 при повторном вступлении в партию в 1925 году), вступил в CA (штурмовые отряды), принимал участие в мюнхенском путче 1923 года.

Несмотря на активное участие в «движении» и близость к окружению Гитлера, партийная, как, впрочем, и архитектурная карьера Цёберляйна не состоялась, хотя к концу Третьего рейха он носил звание бригаденфюрера CA. Зато на литературном поприще Цёберляйн достиг такого успеха, что его первый роман «Вера в Германию» удостоился предисловия фюрера: «Здесь заключён залог фронта!.. В этой книге ощущаешь, как бьётся сердце фронта, источник той силы, которая создала наши непреходящие победы».

Правда, после 1934 года, ознаменовавшегося «кровавой чисткой» руководства штурмовых отрядов CA во главе с Э. Рёмом (а Цёберляйн был не последним человеком в CA), предисловие фюрера исчезло, но это никак не отразилось на значимости романа как самого успешного, по мнению нацистской критики, произведения о Первой мировой войне, что и было засвидетельствовано присуждением ему в 1933 году премии города Мюнхена.

«Вера в Германию»[править | править код]

Stoßtrupp 1917[2]

Роман Цёберляйна можно считать своеобразным ответом на роман Э. М. Ремарка «На Западном фронте без перемен» (1928).

Война как таковая воспринимается ими «как буря в разгар лета после душного дня», и поэтому политическая основа возникновения войны почти не упоминается в романе. Главное здесь — воспевание фронтового товарищества (Kameradschaft), построенного на предельно простой основе в предельно узком кругу и лишённого какого-либо классового характера: «Нечто новое, ещё неясное начинает кристаллизоваться в наших умах как всеохватывающее нашу жизнь, интуитивно оно живёт в нас уже дольше. Мы товарищи, всё очень просто. Можем ли мы и у себя на родине, как товарищи, сделать нашу жизнь прекраснее, чистой от взаимной ненависти? Конечно, можем! Если это получается здесь, то получится и на родине!»

Однако родина в понимании героев романа заключается во всеобъемлющем слове «Германия», а не в идиллических картинах родного угла: «Всё, что мы слышали о родине, было таким обычным, мелким и жалким: спекуляция, тяготы, стенания по поводу трудностей времени, никакого намёка на глубокое понимание военных событий. Война для тех, кто оставался на родине, воспринималась как система жульничества, при которой главным считалось как можно меньше попадаться. А положение на фронтах рассматривалось в газетах только как побочная нагрузка».

Война воспринимается солдатами в изображении Цёберляйна как некое рыцарское действо, где есть место подвигу и место проявления рыцарской чести. Герой-рассказчик, получив первое ранение в бою, с трепетом вещает: «Неудержимая гордость охватила меня, как это было свойственно в давние времена, когда кого-либо посвящали в рыцари. А разве сегодня не был я только что тоже возведён в дворянство, когда моя кровь пролилась за Германию на землю Франции?»

В пику к известному американскому фильму «На Западном фронте без перемен» (1930), поставленному по одноимённому произведению Э. М. Ремарка, по роману «Вера в Германию» был создан фильм под названием «Штурмовая группа 1917» («Stoßtrupp 1917», 1934),[3] получивший категорию «ценный в государственно-политическом отношении».

Тираж первого романа Цёберляйна «Вера в Германию. От Вердена до переворота. Военные воспоминания» («Der Glaube an Deutschland. Ein Kriegserlebnis von Verdun bis zum Umsturz», 1931) к 1944 году достиг 740 000 тысяч экземпляров и занял 12 позицию в списке издаваемых в Третьем рейхе книг. Тираж второго романа «Приказ совести. Роман смутного послевоенного времени и первого подъёма» («Der Befehl des Gewissens. Ein Roman von den Wirren der Nachkriegszeit und der ersten Erhebung», 1937) — 500 000 тысяч экземпляров.[4]

«Приказ совести»[править | править код]

«Приказ совести»[5]

Герой романа, Ганс Крафт, как и сам автор, сын сапожника, возвращается с фронта, вступает в добровольческий отряд, участвует в разгроме Мюнхенской республики, учится в строительной школе, получает диплом архитектора и даже открывает своё проектное бюро. Однако дела идут плохо, и виной тому, являются евреи. Путём долгих исканий Крафт приходит к осознанию значимости для него и для Германии идей Гитлера, но вера в национал-социализм оборачивается для него потерей работы, и он, как простой каменщик, поселяется в рабочем квартале Мюнхена, организует отряд самообороны, который в постоянных уличных стычках с красными становится боевой дружиной партии и участвует в знаменитом «пивном путче» в ноябре 1923 года, ознаменовавшемся запретом НСДАП.

Здесь нет ничего выдуманного, Цёберляйн рассказал о себе, о своей жизни, и в известной степени это роман-признание, беллетризованная биография сдобренным разговорными интонациями и простецкими рассуждениями в солдатском духе.

Практически в романе нет ни одной главы, где бы Цёберляйн в той или иной надобности ни говорил об евреях. В этом смысле примечательны главы «Еврейский вопрос» и «Мириам», в которых Цёберляйн пытается наглядно представить опасности присутствия евреев в повседневной действительности.

В первой главе «грязные евреи» набросились на пляже на любимую девушку Крафта Берту Шёне с грязными предложениями и даже пытались затащить её в машину, если бы к этому времени не подоспел Крафт, который пустил в ход кулаки и разогнал «избранников сатаны», что вызвало гнев смотрителя пляжа, заступившегося за богатых клиентов.

Последующий диалог между Бертой и Крафтом напоминает агитационную листовку: «Эти еврейские свиньи погубят нас, высосут из нас всю кровь». На что Крафт отвечает: «А кровь— это самое лучшее и действенное, чем мы ещё владеем». Однако Берта не успокаивается: «Меня охватывает ужас от одного их прикосновения, такое чувство, как будто змея проползла по мне. Меня охватывает страх от того, что есть ещё немецкие девушки, которые не ощущают этого… Ганс, Как ты относишься к еврейскому вопросу?» Видя, что он задумался, она добавляет: «Раньше я знала, что этот вопрос является для нас животрепещущим. Это пробный камень, на котором должно у немцев отделять настоящее и ненастоящее». На что Крафт замечает: «В чём тут дело, я не знаю, но думаю, что всё заключено в нашей крови. Евреи для нашего восприятия — это грязные люди, ведущие себя по-свински, бесчестно. Короче говоря, полная противоположность нам». Для того чтобы смыть с себя «еврейскую грязь», молодые люди отправляются в чистые от еврейского присутствия воды пруда, где и совершают по древнему немецкому обычаю этот акт очищения, купаясь в нём.

В другой главе Цёберляйн рассматривает еврейский вопрос на более высоком уровне, в ход идут теории о стремлении евреев намеренно сходиться с представителями белой расы для того, чтобы притоком свежей крови спасти от вымирания свой народ, страдающий от кровосмешения, ибо, согласно своим религиозным законам, евреи вынуждены обходиться только возможностями своей нации. Совращению подвергается уже сам Крафт, приглянувшийся красавице Мириам, дочери генерального директора Купера, понятно, еврея, и к тому же самого богатого человека в городе. Как истинный антисемит, к тому же предупреждённый аптекарем, её бывшим любовником, о том, что эта «блестящая кошка» заражена «еврейской чумой… сифилисом».

Крафт стойко выдерживает неоднократные домогательства Мириам, не забывая при этом, как настоящий немец, просвещать её по части расовой теории. Отвращение к евреям усиливается у него ещё больше после разговора с аптекарем, который, начитавшись романов Э. Г. Кольбенхайера о Парацельсе, раскрыл ему глаза на преступные намерения не только Мириам, но и вообще всех евреев по отношению к белой расе: «Евреи живут не только за счёт нашей работы, но и за счёт нашей крови. Это закон их бессмертия, с помощью которого они обманывают природу. Они называют это выведением породы, но на самом деле это — разврат, не процесс облагораживания, а процесс вырождения». Противостоять этому можно только одним способом: «Дерево, несущее на себе ядовитые плоды, нужно срубить и бросить в огонь. Здесь нельзя проявлять никакого сочувствия. Сочувствие в этом деле означает слабость».

Разговоры с аптекарем, тайным почитателем Гитлера, едва ли не дословно цитирующем его высказывания, побуждают Крафта сблизиться с нацистами. Интерес к ним подогревает и Берта, будущая жена Крафта, называющая Гитлера «прототипом честного немца», «представителем и обвинителем, выступающим от имени всех добрых фронтовиков», и сравнивающая программу НСДАП с тезисами Лютера, которую она считает «более величественной, более проницательной и более сильной». Наконец, и сам Крафт, случайно попав в Мюнхене на митинг, на котором выступал Гитлер, становится его восторженным поклонником.

Вдохновлённый речью Гитлера, Крафт решил вступить в нацистскую партию, однако натолкнулся на отказ, так как не был жителем Мюнхена. Партия находилась в процессе становления, и ей важно было укрепиться в своём регионе. Отказ не смутил Крафта, наоборот, все последующие его действия, создания боевой группы в своём городе, членство в СА, участие в капповском путче свидетельствовало о том, что он ощущал себя беспартийным национал-социалистом. По крайней мере, на всех собраниях он непременно подчёркивал свою принадлежность к партии, такого же мнения о нём придерживались и власти.

Завершающим актом его деятельности на политическом поприще становится участие, вернее, попытка принять участие в «пивном путче» 8‒9 ноября 1923 года.

Роман заканчивается сентиментальным описанием Рождества в кругу семьи и друзей. У Крафта только что родилась дочь, и Цёберляйн, используя христианский символ рождения Христа, обыгрывает его как некое знамение будущего возрождения национал-социализма.


За этот роман Цёберляйн был награждён орденом НСДАП.

Padlock.svg Эта статья в данный момент редактируется.
Пожалуйста, не вносите в неё никаких изменений до тех пор, пока не исчезнет это объявление. В противном случае могут возникнуть конфликты редактирования.

Незадолго до окончания войны он жил в крестьянском городке Пенцберг, капитулировавшем после отчаянных боевых действий. В преддверии приближающихся американских войск в ночь с 28 на 29 апреля 1945 года, будучи городским рейсхкомиссаром сопротивления и предводителем отряда «вервольф», казнил как предателей восемнадцать жителей города Пленцберга, что под Мюнхеном.

После войны он предстал перед судом, как убежденный национал-социалист и антисемит. В 1948 году его приговорили к смертной казни, замененной пожизненным заключением.

В 1958 году Цёберляйна помиловали по состоянию здоровья и освободили.[6]

Ссылки[править | править код]

  1. de:Hans Zöberlein
  2. youtube
  3. de:Stoßtrupp 1917
  4. Зачевский Б. А. История немецкой литературы времён Третьего рейха (1933−1945). — СПб.: Издательство «Крига», 2014. — 896 с. ISBN 978-5-901805-50-3
  5. Der bayerische Schriftsteller Hans Zöberlein und die Juden
  6. И. З. Бестужев. Культура Германии 1933‒45 годов. // Журнал «Золотой Лев» № 205‒206